В статье реконструируется религиозно-философская концепция самаритянского богослова, экзегета и мистика Ибрахима ал-Кабаси (ум. после 1547). На основании неизученного трактата ал-Кабаси «Путь сердца к познанию Господа» (Сайр ал-калб фи маʻрифат ар-рабб) автор приходит к выводу о зависимости самаритянского теолога от арабо-мусульманского дискурса — и, в частности, от категориальных схем суфизма. Вводимые в научный оборот фрагменты «Пути…» красноречиво свидетельствуют о знакомстве Ибрахима с такими суфийскими понятиями, как «тарикат», «Закон», «присутствие», а также с «чинами» суфийской иерархии; отдельно прослеживается связь учения книжника с наследием ʼАбу Хамида ал-Газали (ум. 1111). Исследованию программного труда ал-Кабаси предпослана краткая биографическая справка, а также экскурс в текстологическую историю «Пути…». 

В статье исследуется «примирительный дискурс» о совместимости ислама и социализма, изложенный в ранее неизвестной работе видного татарского богослова Мусы Бигиева (1873–1949) «Азбука великих истин ислама» (1923/1924). Дискурс‑анализ рукописи, исторического контекста ее написания и практической деятельности богослова в 1920‑е годы позволяет выявить природу «примирительного» дискурса о деколонизации, объединявшего в непротиворечивый концепт революционные идеи, положения социализма и религиозные начала. Автор статьи заключает, что бигиевский дискурс опирался на антиколониальный, антизападный пафос социалистических, марксистских идей, доказывая необходимость сотрудничества мусульман и стран Востока с большевиками. При этом в 1920-е годы Бигиев не изменял своим сложившимся ранее убеждениям: продолжил опираться на реформистское прочтение ислама во имя идей освобождения и возрождения мусульманского мира. Временное сплочение вокруг «большевистского флага» представлялось удобным инструментом деколонизации. Бигиев примирил в своих убеждениях и продемонстрировал поступками, что эти мировоззренческие составляющие не противоречили друг другу. Вовлеченный в глобальные антиколониальные сети богослов не был последовательным коммунистом и представлял собой яркий, но не уникальный для той эпохи, типаж богослова, политика, обладавшего гибридной идентичностью, характерной для части мусульманских мыслителей, антиколониальных лидеров той эпохи Российской империи и Советской России, а также стран Востока. 

Историография дореволюционного казахского национального движения часто представляет упрощенную дихотомию между происламскими традиционалистами и светскими национал‑либералами. Эта бинарная точка зрения не отражает нюансы взглядов казахских националистов на религию и ее роль в формировании национальной идентичности. Хорошо известно, что многие казахские интеллектуалы обоих лагерей участвовали в советском проекте светского государственного строительства, оказав влияние на становление «казахскости». В статье рассматривается история раннего казахского национализма через призму секуляризма, особое внимание уделяется образованию и личным особенностям интеллигенции, их реакции на исторические изменения. Исследование включает историографический обзор и переоценку ключевых моментов, которые повлияли на переход интеллигенции к секуляризму. В нем показано, что, несмотря на противоречия, в движение «Алаш» входили интеллектуалы, которые рассматривали ислам как неотъемлемый компонент казахской идентичности. Разнообразие их точек зрения подтверждает тезис о том, что воображаемые границы нации обсуждались еще до советского национального проекта.

Шиитская мифология играет важную роль во внешней политике Исламской Республики Иран. Хотя прагматика и Realpolitik часто лежат в основе отношений Ирана с другими странами, контекст этой политики и национальный дискурс в целом однозначно связаны с религиозной мифологией. В политическом дискурсе, связанном с ближневосточной политикой Ирана, центральное место занимает идея борьбы с группами такфири‑вероотступников, которые считают собратьев‑мусульман неверными. Эта борьба легла в основу исламско‑политического оправдания Ираном своего участия в ближневосточных конфликтах. Во время и после войны в Нагорном Карабахе 2020 года эта мифология также проникла в политический дискурс Ирана на Южном Кавказе, где сирийские наемники, используемые Азербайджаном, были обозначены как группы такфири. Как на Ближнем Востоке, так и на Южном Кавказе присутствие и действия наемников изображались и интерпретировались через призму этой мифологии, которая пронизана темами сопротивления, мученичества и защиты угнетенных. Эта мифологическая структура формирует внутриполитический дискурс Ирана и распространяется на его внешнеполитические нарративы, позволяя иранскому государству выстраивать последовательное идеологическое обоснование своих представлений о восприятии внешних угроз.

Статья посвящена проблемам, возникавшим в отношениях между церковными и светскими судебными органами при рассмотрении смежных категорий дел в Российской империи в XVIII веке. Автор показывает, что в связи с изменением подсудности духовных судов, не определенной при этом точно в законодательстве, возникали многочисленные случаи споров о компетенции между судебными органами, которые приходилось решать непосредственно Святейшему Синоду и Сенату. Недостатки законодательного регулирования постепенно устранялись на практике на протяжении всего XVIII века. В статье демонстрируется и другая сторона взаимоотношений светских и церковных органов, выражавшаяся во взаимной помощи при производстве судебных дел. Также рассматриваются отношения церковного суда с органами политического сыска, сводившиеся в основном к выполнению духовными органами поручений Тайной канцелярии и других органов с аналогичной компетенцией.

В статье рассматривается эволюция визуальной политики СССР в 1920–1930-е годы. в сфере разработки «красной обрядности» и осуществления (анти)религиозной пропаганды. В качестве источников вводятся в научный оборот материалы журнала «Антирелигиозник» и архивные антирелигиозные документальные кинокартины, посвященные «комсомольскому рождеству» (1923 г.) и «комсомольской пасхе» (1925 г.). Утверждается, что в 1920-е годы концепция разработки «красных обрядов» — «комсомольского рождества» и «комсомольской пасхи» — получает теоретическое осмысление в работах партийных деятелей-антирелигиозников (Н. К. Крупской, Л. Д. Троцкого, Е. М. Ярославского, А. В. Луначарского, И. И. Скворцова-Степанова). Эта концепция базировалась на инверсии главных христианских праздников (Рождества и Пасхи) и рассматривалась пропагандистами как эффективное средство конструирования квазирелигиозной модели новой советской реальности. Однако «красные обряды» не стали функциональным эквивалентом религиозных ритуалов. Делается вывод, что в связи с изменением официального партийного социально-экономического курса, концентрацией на решении вопроса о коллективизации и индустриализации в 1930-е годы происходит окончательный отказ от «карнавальности» в советской обрядности в сторону расширения административно-политического дискурса. Наблюдается переход к развертыванию в СССР идеологических «антирождественских» и «антипасхальных» кампаний, а в антирелигиозной визуальной политике 1930-х годов на первый план выходят вопросы репрезентации классовой, эксплуататорской сущности религии.

На основании архивных и медийных источников реконструируются политические антирелигиозные практики на региональном уровне в 1946–1948 годах. Объектом исследования служит деятельность Молотовского обкома ВКП(б). В статье проверяется гипотеза, согласно которой РПЦ рассматривалась в партийных инстанциях в качестве идейно‑политического оппонента — рассадника враждебной идеологии, а в перспективе в качестве сборного пункта для антисоветских элементов. Ключевой задачей обкома являлось дисциплинирование членов партии, подавление «примиренческих» настроений к православной религии и церкви. Партийные документы демонстрируют растерянность и замешательство партийцев от поворотов государственно‑конфессиональной политики и отсутствие четких указаний из центра. В этот период директивная роль передается на уровень областной организации. Ей вменяется в обязанность «сурово наказывать» коммунистов, совершавших религиозные обряды, а также развертывать антирелигиозную пропаганду. Обнаруживается тесное сотрудничество между обкомом партии и аппаратом областного уполномоченного Совета по делам РПЦ.

Статья посвящена изучению переживаний и рефлексии молодых священнослужителей московских приходов по поводу своего опыта прихода в священство. Основными вопросами исследования являются: каким образом молодые священнослужители относятся к своему опыту прохождения через рукоположение? через какой событийный ряд и экзистенциальные переживания проходят молодые люди на своем пути к служению в церкви? Поиск ответов на эти вопросы выстраивался авторами через индуктивную стратегию работы с текстами глубинных интервью. Основной методологической рамкой исследования стала феноменология, уделяющая особое внимание субъективному жизненному опыту. Такой подход позволяет выявить основную событийную цепочку, в которой значимыми оказываются эмоциональные переживания вокруг рукоположения, а также ощущаемые изменения после этого. Интересно, что молодые священнослужители воспринимают свое дело в качестве служения — это среднее между работой и призванием. Другим значимым результатом данного исследования является то, что священнослужители перестают отделять себя от своего опыта священства — из социальной роли оно перерастает в полноценную идентичность, подчиняющую себе иные коллективные принадлежности и аспекты самости респондентов.

В статье осуществлен анализ этапов формирования концептуальных представлений выдающегося французского философа Мориса Блонделя (1861–1949), касающихся сущности христианской религиозной мистики в рамках католической традиции. В содержание его оригинального философского учения, представляющего собой философию действия, включено обоснование возможности мистического элемента. Автором продемонстрировано, что обоснование данной возможности осуществлялось философом в качестве составной части его программы по реконструкции гармонии веры и разума на основе радикальной критики дуализма природного и сверхъестественного начал, который заявил о себе не только в светском философском мышлении того времени, но и в теологии. В статье аргументируется положение о том, что системная философская концептуализация религиозного мистического опыта осуществлялась философом в пространстве междисциплинарного диалога, а также в контексте католического модернизма. Большое внимание уделяется рассмотрению особенности подхода М. Блонделя к мистике, заключающегося в обосновании разумного начала в ткани мистической жизни. Это позволило философу с новых позиций подойти к решению фундаментальной проблемы соотношения философского разума и мистического опыта. В статье показано, что, реализуя философский подход к мистике на основе использования категорий «подлинное — неподлинное», «всеобщее — особенное — единичное», М. Блондель усматривал в мистике «окно» к высшей мудрости, приобщение к которой выступает источником философского разума и позволяет философии решать фундаментальные теоретические и практические вопросы. 

Статья посвящена развитию теории секуляризации, предложенной Ч. Тейлором в «Секулярном веке». С одной стороны, подход Тейлора позволяет трактовать секуляризацию как произошедшую, а современное общество как секулярное даже в условиях сохранения или возрастания как уровня личной религиозности, так и роли религии в обществе, что связано с переходом Тейлора к понятию «секулярности‑3» на основе рассмотрения секуляризации как изменения условий веры и неверия. Тейлор тематизирует эти новые условия в концепции имманентной рамки, характеризующейся распространением мировоззренческих альтернатив религии и сменой типа субъекта. Однако при этом критики «Секулярного века» указали на проблематичность применения теории Тейлора для изучения секуляризации в незападных контекстах; недостаточную достоверность теории Тейлора как социологической теории секуляризации, описывающей современное общество; недостаточную достоверность исторического раздела книги; возможность истолковать проект Тейлора как ангажированный религиозной апологетикой. В статье демонстрируется, что причиной появления подобной критики оказывается недостаточная проясненность философских оснований методологии Тейлора: претендуя на описание до‑онтологии и фона, Тейлор не учитывает, что такое описание не может быть универсальным даже в локальном и культурологическом смыслах, поскольку выводит дорефлексивное на рефлексивный уровень. В статье предлагается переход от концепта имманентной рамки к таковому имманентных логик, развиваемому в рамках концепции следования правилу Витгенштейна. В этом случае рассмотрение секулярности оказывается более множественным и не предполагающим притязания на описание единого понимания мира и субъекта в секулярном веке. В завершение обсуждаются следствия предлагаемого перехода для исторического изучения секуляризации и актуальной нормативной рефлексии.